Я весь синий в жирную крапинку. И я горжусь этим.
Пишу частично для собственного успокоения. Полчаса назад мне сказали, что у меня умерла кошка. Ее котенком нам подарили, когда мне было два. Иногда мне даже кажется, что я помню тот день, когда мы ее выбирали. А может, мне просто рассказывали, а я сама потом додумала детали. Главное, сколько себя помню, в моей жизни всегда была Мотя. Пусть эта запись станет ее реквиемом.
Для меня она всегда была самым добрым и ласковым существом. Моим любимым другом. Да и сейчас так. Но, все-таки, просто под определение "доброй и ласковой" она не подходила. Как говорит мой папа, "с такой кошкой собака не нужна". Характер гладким у этой зверюги никогда не был. Боевая была кошка. Она терпеть не могла запах алкоголя и страха, зато с удовольствием терлась мордой о грязную, потную дедушкину робу. Токсикоманка. Однажды, когда папа привел приятелей, и, естественно, запах спиртного четко улавливался от каждого гостя, Мотя спряталась за диваном (он стоял прямо около двери), и неожиданными, но всегда успешными вылазками исполосовала конечности всех гостей.
Еще был случай, когда папе пришлось ее отлавливать: представьте себе мужчину спортивного телосложения, метр восемьдесят ростом, сто кило живого веса и красивую, маленькую, на четыре килограмма, черную кошку с огромными желто-зелеными глазищами и белым воротничком. Представили? А теперь пририсуйте мужчине ватную куртку. В квартире. Летом. Я уже не помню, зачем так нужно было ее поймать, может, дядя Игорь приезжал (о нем чуть позже), может, еще что-то, но сражение было эпичным. Сначала черный рычащий комок повис у папы на запястье, потом, когда в опасной близости просвистел кулак, тут же перекинулся на ногу. Когда ее, наконец, смогли стряхнуть, папа дополнительно экипировался ватными же штанами и кухонными руковицами. В итоге, обошлось без травм, но крови было много.
А однажды один деревенский "умник", наслушавшись папиных россказней о Мотиных подвигах (он обожал ею хвастаться. И хоть постоянно обзывался на Мотильду, уверена, дорожил ей не меньше, чем я), решил показать, "как надо укрощать диких тварей". Поднял ее, схватил передние лапы в одну руку, задние - в другую, и приблизил к лицу со словами: "Ну что, съела, животное?". То ли Мотя поняла его слишком буквально, то ли еще что-то... От нас "укротитель" уходил с прокушенной губой.
Но особо выразительными были отношения Моти и дяди Игоря. Дядя был свидетелем на свадьбе у моих родителей, да и просто старым другом семьи. Он жил возле Ростова, но часто ездил в разные командировки, в том числе, и в Волгодонск. На это время он всегда оставался у нас. И всегда, знаете, на время его приезда выпадало какое-нибудь происшествие: то воду отключат, то электричество. Даже взрыв в 1999 у нас случился именно тогда, когда к нам приехал дядя Игорь. В этом, кстати, его парадокс: он постоянно влипал в неприятные ситуации (чего стоит хотя бы тот случай, когда он ночью пытался перейти дорогу между двумя машинами, одна из которых везла другую на тросе...), но выходил из них живым и относительно здоровым. Но вернемся к кошке. Мотя "страстно полюбила" дядю Игоря с первого взгляда. Вот как увидела, так и зашипела. Ни до, ни после дяди Игоря у нее не с кем такого не было, но факт остается фактом. В одной комнате их держать было нельзя. Что, согласитесь, довольно затруднительно осуществить, живя в однокомнатной квартире. Комбинации выходили довольно забавными: дядя в комнате - Мотя в коридоре, дяде нужно в туалет - Мотю запирали на кухне. Особенно весело было, когда дяде нужно было из комнаты попасть на кухню. Рызыгрывалась четырех-ходовка: Мотя из коридора помещалась на кухню, потом дядя запирался в туалете, кошка запиралась в комнате, и, наконец, дядя Игорь проходил на кухню. Наоборот, соответственно, также. Спал дядя на кухне. Его преследовала навязчивая мысль, что Мотя может допрыгнуть до дверной ручки, опустить ее и, пробравшись в его опочивальню, загрызть дядю Игоря во сне. Поэтому ручку изнутри он ночью привязывал шнурком к двери холодильника. А однажды, когда дядя прожил у нас таким образом уже неделю, папа предложил Мотю все-таки выпустить. Дядя упорно отказывался, но в конце концов сдался. Кошку в комнату запускала я. Дядя с папой играли на ковре в шахматы. Вполне обычное зрелище, если не учитывать, что сейчас он сидел полностью укутанный в одеяло так, что торчал только нос. Мотя зашла в зал, принюхалась и, как компасная стрелка, будь дядя севером, верно определила направление. Обошлось без жертв.
Эти истории я не забуду никогда. Но что еще я буду обязательно помнить, так это то, как каждую ночь я засыпала под теплое мурлыканье. Как каждый раз, когда я плакала, первой ко мне прибегала именно Мотя. Как каждый раз, когда я болела, она приходила и ложилась рядом именно с тем местом. То, что она ни разу не подняла на меня когти. То, что она была. И до сегодняшнего дня, точнее, до 19:37 я была уверена, что Мотя будет вечно. Эту запись я посвящаю своему первому другу.

Для меня она всегда была самым добрым и ласковым существом. Моим любимым другом. Да и сейчас так. Но, все-таки, просто под определение "доброй и ласковой" она не подходила. Как говорит мой папа, "с такой кошкой собака не нужна". Характер гладким у этой зверюги никогда не был. Боевая была кошка. Она терпеть не могла запах алкоголя и страха, зато с удовольствием терлась мордой о грязную, потную дедушкину робу. Токсикоманка. Однажды, когда папа привел приятелей, и, естественно, запах спиртного четко улавливался от каждого гостя, Мотя спряталась за диваном (он стоял прямо около двери), и неожиданными, но всегда успешными вылазками исполосовала конечности всех гостей.
Еще был случай, когда папе пришлось ее отлавливать: представьте себе мужчину спортивного телосложения, метр восемьдесят ростом, сто кило живого веса и красивую, маленькую, на четыре килограмма, черную кошку с огромными желто-зелеными глазищами и белым воротничком. Представили? А теперь пририсуйте мужчине ватную куртку. В квартире. Летом. Я уже не помню, зачем так нужно было ее поймать, может, дядя Игорь приезжал (о нем чуть позже), может, еще что-то, но сражение было эпичным. Сначала черный рычащий комок повис у папы на запястье, потом, когда в опасной близости просвистел кулак, тут же перекинулся на ногу. Когда ее, наконец, смогли стряхнуть, папа дополнительно экипировался ватными же штанами и кухонными руковицами. В итоге, обошлось без травм, но крови было много.
А однажды один деревенский "умник", наслушавшись папиных россказней о Мотиных подвигах (он обожал ею хвастаться. И хоть постоянно обзывался на Мотильду, уверена, дорожил ей не меньше, чем я), решил показать, "как надо укрощать диких тварей". Поднял ее, схватил передние лапы в одну руку, задние - в другую, и приблизил к лицу со словами: "Ну что, съела, животное?". То ли Мотя поняла его слишком буквально, то ли еще что-то... От нас "укротитель" уходил с прокушенной губой.
Но особо выразительными были отношения Моти и дяди Игоря. Дядя был свидетелем на свадьбе у моих родителей, да и просто старым другом семьи. Он жил возле Ростова, но часто ездил в разные командировки, в том числе, и в Волгодонск. На это время он всегда оставался у нас. И всегда, знаете, на время его приезда выпадало какое-нибудь происшествие: то воду отключат, то электричество. Даже взрыв в 1999 у нас случился именно тогда, когда к нам приехал дядя Игорь. В этом, кстати, его парадокс: он постоянно влипал в неприятные ситуации (чего стоит хотя бы тот случай, когда он ночью пытался перейти дорогу между двумя машинами, одна из которых везла другую на тросе...), но выходил из них живым и относительно здоровым. Но вернемся к кошке. Мотя "страстно полюбила" дядю Игоря с первого взгляда. Вот как увидела, так и зашипела. Ни до, ни после дяди Игоря у нее не с кем такого не было, но факт остается фактом. В одной комнате их держать было нельзя. Что, согласитесь, довольно затруднительно осуществить, живя в однокомнатной квартире. Комбинации выходили довольно забавными: дядя в комнате - Мотя в коридоре, дяде нужно в туалет - Мотю запирали на кухне. Особенно весело было, когда дяде нужно было из комнаты попасть на кухню. Рызыгрывалась четырех-ходовка: Мотя из коридора помещалась на кухню, потом дядя запирался в туалете, кошка запиралась в комнате, и, наконец, дядя Игорь проходил на кухню. Наоборот, соответственно, также. Спал дядя на кухне. Его преследовала навязчивая мысль, что Мотя может допрыгнуть до дверной ручки, опустить ее и, пробравшись в его опочивальню, загрызть дядю Игоря во сне. Поэтому ручку изнутри он ночью привязывал шнурком к двери холодильника. А однажды, когда дядя прожил у нас таким образом уже неделю, папа предложил Мотю все-таки выпустить. Дядя упорно отказывался, но в конце концов сдался. Кошку в комнату запускала я. Дядя с папой играли на ковре в шахматы. Вполне обычное зрелище, если не учитывать, что сейчас он сидел полностью укутанный в одеяло так, что торчал только нос. Мотя зашла в зал, принюхалась и, как компасная стрелка, будь дядя севером, верно определила направление. Обошлось без жертв.
Эти истории я не забуду никогда. Но что еще я буду обязательно помнить, так это то, как каждую ночь я засыпала под теплое мурлыканье. Как каждый раз, когда я плакала, первой ко мне прибегала именно Мотя. Как каждый раз, когда я болела, она приходила и ложилась рядом именно с тем местом. То, что она ни разу не подняла на меня когти. То, что она была. И до сегодняшнего дня, точнее, до 19:37 я была уверена, что Мотя будет вечно. Эту запись я посвящаю своему первому другу.
